Михалыч даже сглотнул нервно. Надо же, а судья еще тот перец. Владелец бара уже без всяких эпитетов рассказал о моих действиях, но совсем без прикрас не обошлось, я зло зыркал, похотливо смотрел, щелкал пальцами и вел себя, будто фриц на оккупированной территории.
С тобой, сука, тоже сочтемся!
Затем выступал невысокий хмырь, было в нем что-то бабское, надо же — сам Люля.
По его характеристике, я совершил чуть ли не преступление против Бога, грохнув минимум ангелов или агнцев, такие у него работники были — любо дорого послушать.
— Нимб им не мешал? А крылья? — мрачно воззрился на него судья, видимо его мнение совпало с моим.
— Что?
— Говорю нимб им не мешал? У тебя ангелы в работниках числились? Не заметил, хотя не далее часа назад видел записи с камер — банда бандой. Поэтому заканчивай говорить ерунду.
За час выступить успели все, и Боровик удалился на обдумывание приговора. А я же подумал, что пошел он выпить кофе, потянуть время и, чем черт не шутит, покурить.
— Что страшно? — к клетке подошел Ковбой, по движению его пальцев с зажатой между ними сигарой, расступились оба конвоира.
— Нет.
— А что так? — показывая желтые от никотина зубы, осклабился тот. Похоже, курил он пачками и пил кофе ведрами.
— Смысл?
— Это как? — тот рассмеялся, будто я сказал что-то донельзя смешное. Действительно, похоже, псих, как его и обрисовал водила. Да и трудно тут в Улье оставаться нормальным. Постоянный стресс, алкоголь в том же живце для психики ничего хорошего не несут.
— Боишься — не делай, а сделал — не бойся, — повторил я тюремную поговорку.
— Тоже верно. И интересная жизненная позиция, хочешь? — протянул он мне через прутья решетки бутылку с виски.
— Нет.
— Пей, терять тебе нечего, поверь мне на слово, глотни хорошо! Чтобы звон пошел!
Я посмотрел на охранников, те стояли с такими рожами, будто ничего не происходило. Судья? Да, плевать. Болело все, после того, как на мне танцевали гопака местные. Сделал большой глоток. И все же виски и наш самагон — близнецы-братья. Нет в нем того благородства коньяка или игривости вина и шампани, а только облегчение и дурнина для страждущих.
— Неплохо, — прокомментировал я.
— А то! Не знаю, свидимся ли мы еще, но хорошие люди тебе повстречаются обязательно везде и всегда…, - тот тоже приложился к бутылке. Кто он такой и какие хорошие люди, спрашивать я не стал. На среднем пальце красовался массивный болт-печатка, с таким же, может чуть меньше, чем у меня, черным квадратом. И как его не разглядел раньше? А мороз пошел, пошел по коже.
— Ладно, пойду я. Жаль, что поздно узнал о тебе.
И прошествовал к выходу из зала. Полы длинного плаща развевались. Я проводил его с полуулыбкой, что не говори, а харизма у мужика зашкаливала. Настоящий Ковбой. И за этой гримасой я еще и старался скрыть настоящие чувства — полную растерянность. Братья из Черного квадрата?
Едва за Ковбоем захлопнулись дверные створки, как появился судья. Был он хмур. Решение непростое? Тот же одарил меня крайне злым взглядом. Таким обычно смотрят на тех, кого ненавидят больше жизни. Странно, вроде бы ничего ему не сделал. Или дело в Третьяке?
Удар молотка привел расслабившуюся аудиторию в чувства. Все подобрались, лица стали серьезными.
— Я рассмотрел все материалы по рассматриваемому делу, как «за» так и «против». И по совокупности совершенных преступлений приговариваю рейдера Люгера к наказанию в виде конфискации всего имущества в пользу Острога для погашения причиненного ущерба. Однако его вопиющее поведение, нарушающие наши законы, должно не только караться материально, но и сам он должен понести справедливое наказание. «Да воздастся каждому по делам его»! Три трупа, двум из которых можно было помочь — это слишком даже для Улья! Как применение боевой гранаты в стенах нашего славного города! У нас часто говорят, желая сказать о непредсказуемости судьбы и судьбоносных траекторий: пуля — дура. И каждый знает, что осколки еще дурнее! Поэтому удивительно, что никто больше не пострадал от необдуманных действий преступника, кроме двух честных рейдеров, которых он же и добил. У нас цивилизованный стаб, и здесь есть дети…, - гудел Боровик, будто из бочки, голосище сейчас был под стать оратору, густой, сильный, мощный, а до этого звучал совсем по-другому — бас и бас, — Поэтому приговариваю рейдера Люгера к шести месяцам исправительных работ. Долг перед обществом ему предстоит отдавать на двадцать втором Форпосте. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
— Да вы охренели! — выкрикнул с места Дохлер, — Лучше его бы сразу к смертной казни!
— За неуважение к суду…
Но уже стихийный гомон все поглотил. Слышалось от недовольных: «Смерть! Смерть! Несправедливо! Произвол!», от моих сторонников тоже неслось про несправедливость, но кроме реакции, настораживали реплики: «Это же Жопа сатаны!», «Это же Сердце Дьявола!»
— Давай на выход, и не глупи! Все для тебя закончилось! — предупредил конвоир, вытаскивая меня из клетки.
— Дикий, погоди минуту с крестником дай пообщаться. Напутствие дам!
— Ну-ну, — усмехнулся тот. Но отошел чуть в сторону и не стал меня торопить, — Ладно минута, время пошло.
Третьяк же заговорил быстро.
— Мы больше ничем не сможем помочь. Единственное, что постарайся выжить на начальном этапе. Думай, потом делай. И, да, проблема у тебя еще имеется, не хотел говорить, итак всего на тебя поднавалилось, но теперь вряд ли мы встретимся. Вчера поздно вечером со мной связался с Кварц и просил передать, что он внимательно изучил все твои данные, связался с КАНовцами. В общем, для тебя, парень, жопа. В полном смысле. Они тебе обещают всего лишь три месяца, после этого процесс обращения в мертвяка необратим, — тот вздохнул, глубоко и даже как-то печально.